Отчет четы Дюран

Екатерина и Рене Дюран

Наемный экипаж, если можно так было назвать эту колымагу, трясся по разбитой дороге. В сумерках были еще видны огни Диканьки.
Екатерина Дюран, в девичестве Иртемьева, смотрела на мужа, устало прикрывшего глаза. Почувствовав ее взгляд, он открыл глаза, пожал ее пальцы в перчатке на своем рукаве. – Не переживай, душа моя.
Екатерина, уже переодетая в дорожное платье, сняла шляпку, прислонилась к его плечу, закрыла глаза, по привычке перебирая прошедший день. Хоровод видений и мыслей унес ее… А ведь началось все с той цыганочки из трактира, которая и не цыганочка вовсе. А кто? Какой ветер ее по дорогам носит? Поет божественно, образованная, а кланяется господам, будто и правда всю жизнь с табором ходит. Что то здесь неправильно, мучает прямо. И про графа она предупреждала не зря. Граф смотрит мимо глаз, жутко, а за руку взял – руки теплые, да нежные, как у барышни. Мне то все казалось холодом от него веет, особенно после предупреждения Изоры. И Фандорин с ним воюет, хоть и отмахивался, мол все ерунда, больной человек мол граф этот. Ох, Эраст Петрович, ничем помочь не могла, теперь разве что молитвой. Когда еще свидимся…
Как милы и очаровательны были дамы, как солидны господа, представите ли местного высшего общества. Наиприятнейшая была компания! А вот узнали бы, что с купеческой дочкой за стол сели, да еще и с разорившейся почти подчистую… Может и стоило бы признаться? Хотя граф грозил разоблачением… Ах, опять этот граф, господи помилуй. Не идет из головы прямо. А еще на Ирине Павловне жениться собирался. Напугал ее маменьку до полусмерти. Ей бы, красавице, за доктора замуж выйти. Хорош у них там доктор, ой хорош. А господин Разуваев, боже, какой он милый! И убедительно так все эти сказки рассказывал, прямо захотелось поверить и в русалок, и в свитку эту дьявольскую, и во что угодно. А ведь не верила, пока не заблудилась случайно, да не вышла к табору ввечеру, где демон крылом махнул. Нет, все привиделось! Даже вспоминать страшно. И бал как страшный сон, помню графа в крови, Герасима Антоновича с пистолетом. Уж веселятся помещики близ Диканьки на славу. В обморок Мигель упасть не дал, а потом попросил забыть все и никогда к этому не возвращаться. А граф все ходит привидением, бредит, бедный… А доктор говорит, что помочь ничем не может, нет, мол, названия у этого недуга, так что нечего его и лечить. От смерти спас и будет с него.
Все забыть, все. О другом думать надо. К тетушке ехать надо, очаровывать там высшее общество, искать деньги опять, будь они прокляты. Может и Мигелю там удача улыбнется. Очень уж не хочется дело батюшкино потерять. А всё эти итальянские политические интриги – вот как теперь новые поставки налаживать?! Где деньги на подношения брать? Ох, не стоит об этом. Не сейчас. Мигель уже спит. А как сама графу выдала про него, честно в очи глядя: — За французского баронета замуж вышла, за месье Рене Дюрана… Не верил, но задумался. Ушел, тросточкой помахивая. Тьфу, опять граф этот, не к ночи будь помянут.
А мысли все кружились, затягивая в сновидения. Селянки красавицы, хороводы, песни, цыгане. Казаки, господи убереги. Напоследок мелькнуло лицо Фандорина. Бледным показался. Надо будет завтра отписать ему непременно.
Колымага остановилась в ночи возле очередного трактира. Возница разбудил господ Рене и Екатерину Дюран. Вышли они, оставив позади сказочную Диканьку и все чудеса, что им там привиделись.