Отчет Марти Содергрен

Отчет Марти Содергрен

Таверна «Три пескаря», вечер. Вояки пьют, командир — слуга царю, отец солдатам — сидит, полуприкрыв глаза, устал. Я чарую амулет для Эриха, завтра битва, пусть с ним ничего не случится… Заклинание трудное, требует сосредоточения, поэтому лишь краем глаза замечаю человека в плаще, с закрытым капюшоном лицом. Он ранен, пьет элексиры.. ладно, будет нужно — позовут. В трактир вваливается реданский патруль, совершенно лыка не вяжут, а привели с собой… силы великие, это же Геральт из Ривии! Последний раз я видела его на Таннеде. Тогда он сопровождал Йеннифер. Интересно было бы узнать, где Йеннифер сейчас… Улучив момент, спрашиваю о ней и о девочке, которую чародейка из Венгенберга привела тогда с собой. Лицо ведьмака каменеет, ответ: «она умерла». Больше не спрашиваю ни о чем, а Эрих, видя, что я разговариваю с мужчиной, хмурится. Не хочу неприятностей, отхожу.
Амулет готов, надеваю его Эриху на шею. Он отшучивается, мол, что со мной будет-то, но видно, что ему приятно…
В трактире становится тесно: махакамские добровольцы умеют заполнять собой все предоставленное им пространство. Шумят, требуют пива, отпускают шуточки, от которых в приличном обществе покраснеет даже канделябр. На самом деле, это хорошо, лучше так, чем тяжелое молчание.
За спинами махаканцев прячется какая-то девчушка, судя по виду — насмерть перепуганная. Один из реданцев пытается ее разговорить, но она только мычит, вращает глазами и показывает пальцем на человека в плаще. Надо же, какое совпадение. Второй ведьмак! Называет себя Гвидоном, говорит, что освободил от монстров соседнюю деревню. Хорошо,если это правда: в этих местах действительно полно упырей (и речь не только о нильфгаардцах).
Уже перед тем, как уйти спать, успеваю просканировать девчушку: немая, немного не в себе с рождения, очень боится… в ее голове почти сплошь туман, но один образ ловлю четко: мертвые тела и уходящий из деревни Гвидон с окровавленным мечом.
Утром рассказываю об этом Эриху. Девочки уже нигде нет, нет и ведьмака. Вокруг армейский бардак. Мило собирает госпитальную команду, нам как раз прислали двух помощниц. Молодые совсем, почти дети… пожалуй, мне надо обновить запасы гламарии. Не хватало еще, чтобы кто-то из них заметил мои морщинки у глаз. Проклятая война, стресс отвратительно влияет на кожу! Низушек говорит о том, что работы сегодня предстоит много, я произношу общее заклинание асептики… операционная готова.
Мило я знаю давно, мы не раз работали вместе. Он гениальный хирург, точности его рук можно только позавидовать. За Иолю волноваться не приходится: Нэннике из храма Мелитэле знает свое дело и отлично обучает ему девочек. Шани… кто она? дитя оксенфуртских улиц? что знает, не хлопнется ли в обморок, вырывая крючки из горла раненого (был у нас раз такой случай)? Впрочем, рядом на подхвате Гюнтер, человек надежный и толковый.
Мило, Иоля, Шани, Гюнтер и я. В десять рук против смерти.
Черные стоят на другой стороне поля. Идут какие-то переговоры, хотя мы все знаем, чем дело кончится. Но сейчас все тихо-мирно и я подхожу посмотреть — вовремя подхожу, потому что Эрих несет какую-то ахинею, а остальные, включая Кейру и Трисс, смотрят на него огромными глазами. Эта нильфгаардская сволочь (Юра, прости! 🙂 ) наколдовал на моего бравого кондротьера заклинание «мямлик». А вдруг так и останется??? по счастью, Кейра успела сказать контр-заклятье, а потом и вовсе усыпить нильфов. Мага перетащили в наш лагерь. Кейра Мец взяла военнопленного, надо же. Надо сказать, я ему не завидую: зная Кейру, она ему устроит «на голом камне и даже на еже», и не факт, что ему это понравится, ведь голого камня и ежа будет куда как больше всего остального.
Возвращаюсь в госпиталь — и опять вовремя. Пока меня не было, пришел раненый ведьмак (очередной?!). Кликнуть меня не догадались — за это команде отдельный разнос! — зато подвернувшаяся непонятно откуда жрица смогла остановить кровь. Все бы хорошо, да только магия у этой жрицы черная… присматриваюсь к Койону поближе: так и есть, гадость какая, культ Львиноголового Паука. Да, она не хотела ничего плохого, но кровь у него теперь густая и темная, и течет медленнее обычного… пожалуй, повезло, что ведьмак — у человека после таких заклятий неминуемо были бы тромбозы.
Улучив минутку, беседую с жрицей. Она говорит, что у них в роду все умели затворять кровь, что ее научила бабушка, что медальон на груди — «просто дракончик с сердечком». Спасибо за беседу, милдсдарыня. Подхожу к Раймонду Валарису, магистру Вечного Огня и говорю ему, что милая дама — она дейстсвительно милая! — служит Львиноголовому Пауку.
Тем временем, в корчме начинается поединок менестрелей. С нашей стороны — Миа Хрустальный Голос, от черных — Рах-Коршун. Нильфгаардцы стоят у одной стены, северяне — в алькове с другой стороны зала. Поединок менестрелей священен даже во время войны, никто не посмеет напасть, пока звучат песни. Едва Рах начинает петь, не могу отвести взгляда. Звенят под стропилами голоса и будто нет уже никакой войны, и «…ну же, Рах, это же твоя песня!!!» — от Мии, и теперь они поют вместе. Последние аккорды.. и вдруг Рах хватается за плечо, падает на колено и в лице его не остается ни кровинки. Стрела. Не наша, не северная стрела.
Вокруг раненого толпятся люди. -Расступитесь! в госпиталь его! — но все сделано и без моих приказов, Рах уже на столе, Иоля и Шани срезают одежду, Мило осматривает рану. Стрела зазубрена. Такие наконечники официально не использует ни одна армия, зато на черном рынке они приносят немалую прибыль.
Кладу ладонь менестрелю на лоб, вытираю пот с висков. Сейчас станет легче. Он еще успевает спросить, не влетит ли мне от командира, и магия начинает действовать.
Влетит-не влетит… какая разница. Для лекарей неважно, какого цвета доспехи носят раненые. Боль для всех одинакова.
Мило извлекает стрелу, Шани на редкость толково накладывает повязку. Раха переносят на лежак. Теперь ему нужен присмотр, отдых и тепло. А мне нужно снова услышать его голос.
В дверь ломятся черные. Без особых церемоний выгоняю. Оказывается, это был маршал Коегоорн, главнокомандующий. По мне, так хоть император, в мою операционную он не войдет.
Рах берет лютню, поет — еще вполголоса, нежно… это песня из моего детства. И вдруг расцветают цветы на дощатом грубом полу наспех переделанного под госпиталь трактирного зала. Когда менестрель поет сердцем — это магия… Благодарю… и не хочу ничего, кроме его песен и чтобы он смотрел на меня.
Но снова зовут лекарей, принесли раненую — на этот раз Райлу. Я не знаю, какой скорой смерти ищет эта воительница, но она всегда кидается в самое пекло. Рана зашита, я зову ее, но девушка не торопится возвращаться из бреда. Приходится применить не совсем честное оружие:
-Райла, ты знаешь, что Ян Наталис во сне зовет тебя по имени?
Вот тебе и раз. Открывает глаза, глядит на меня в упор. Нет суровой воительницы, есть девочка, поверившая в сказку… Правда, только на миг.
-А ты что, с Наталисом тоже, что ли, спишь? — вот ехидна. Нет, не сплю я с Наталисом, еще не хватало, у меня же Эрих… Рах? Эрих?
Райлу со всем почетом отправляют отдыхать, а я иду искать Эриха (Рррах — шумит в голове. Рах. Рах).
И нахожу. Мой возлюбленный стоит в толпе краснолюдов, я собираюсь подойти к нему, но тут мимо проходит маркитантка. Кажется, ее зовут Фанни… и на шее у этой Фанни висит _мой_ медальон. Поймав мой взгляд, девица усмехается и кивает на кондотьера. Ну, с девицей-то ясно. Вагинит, кандида и льис-три будут достаточным наказанием. Надо будет предупредить командующего, чтобы запретил солдатам к ней ходить.
Подхожу к краснолюдам. Эрих вдохновенно что-то заливает, кладу руку на плечо, он вспыхивает улыбкой (Боги мои, как я любила, когда ты улыбаешься!)… и получает от меня две звонкие оплеухи.
Краснолюды хохочут, а я почти бегу в госпиталь и захлопываю дверь прямо перед кондотьерским носом.
-Рах, спой…
В госпитале новая санитарка: Аллуа? кажется ее так зовут? совсем юная девочка, на лице — жуткий шрам. Посмотрю позже, сейчас некогда. Кажется, эту девочку я знаю…
Начинается битва. Приносят Трисс. Рана не страшная, но чародейка начинает умирать у нас на столе. Никак не унять кровь. Все чаще стучит сердце, сбиваясь с ритма, захлебываясь. Голос Шани «у нас анафилактический шок». Чтоб тебя, Четырнадцатая, живи!!! заклинание за заклинанием, прости, Рыжая, но я не могу сейчас тебя обезболить, мне нужно знать… и наконец-то слабый голос: меня нельзя лечить магией… кольцо… амулет… на другую руку. Пока Иоля и Шани, немного мешая друг другу, разбираются с амулетом чародейки, отдаю ей свой. Волосы заколоть — вот зажим как раз сгодится. И старым дедовским способом, без всякой магии, ассистирую Мило.
Жива. Пожалуй, надо попросить у санитара глоток спирта. У него всегда есть…
Битва в разгаре. Мы лечим. Асептика, анастезия, кровоостанавливающее. По кругу, без конца. Иногда поднимаю глаза на Раха… и молюсь, чтобы с Эрихом ничего не случилось.
Шум стихает. Похоже, все. Выхожу из операционной, менестрель поддерживает меня под руку…
-Марти, я скажу тебе то, что не говорил ни одной женщине. Пойдем со мной.
Да, Рах-Коршун, я пойду с тобой. Здесь и сейчас я тебя — люблю.
Он говорит, что будет приходить так часто, как сможет, он обещает, что все будет хорошо…
-Нет. Я не буду тебя ждать. Я пойду с тобой на дорогу. Моя магия, твои лютня и меч. Только… мне надо проститься. Сейчас.
Бой закончен. Краснолюды, похожие на зайцев-топотунов, загоняют в кусты нильфгаардского рыцаря. Черные знамена на земле.
Эрих стоит в окружении кондотьеров, он не ранен, все хорошо — тут я с облегчением выдыхаю.
-Смотри, Марти! Я богат, у меня столько золота, что хватит на все, что ты захочешь!!!!
Ччерт…
-Эрих, я пришла проситься. Я ухожу. Я больше не могу быть с тобой.
Эрих кладет мне руку на плечо, обнимает… и бьет ножом: Ты! Никуда! Не! Пойдешь!
Краткая острая боль, и снова, и еще раз, и бежит-бежит-бежит неожиданно низкое серое небо, и кажется, что я качаюсь на качелях… а потом холод.
Крики и неразбериха вокруг. Рах опускается на колени, поет… и я бы вернулась, мой менестрель, но даже ты не можешь воскрешать мертвых.
Закроешь глаза: дорога…