Ойлайолл О'Ши - Сеня Боровиков

Огромное всем человеческое спасибо за то, что дали шанс попробовать что-то новенькое для себя и за то, что поверили мне и в меня. Это очень сильно много значит. Также, отдельное воооот такенное спасибо выражается Ване Муравьёву за то, что он зажёг идеей, приложил колоссальные усилия (дипломатические, логистические, кое-где физические) для того, чтобы я туда попал. Он ещё и при этом успевал и мог со-мастерить игру. Не человек — атлант! Ещё не менее воооот такенное спасибо Даре. За приглашение, за терпение, за игру, за понимание и веру в меня. Принимать нового гуманоида в круг друзей всегда сопряжено с риском. Надеюсь, что я оправдал риск и стоимость моего там появления. И третье особое спасибо Максу. Ему и его персонажу посадили на шею меня и моего персонажа и сказали “На. Это тебе. Делай с этим, что хочешь.”, и он меня не бросил на съедение волкам, а взял, объяснил все основы, выносил, выкормил, сопельки подтирал, обличек менял, за ручку ходил, маркграфа контузил. Короче — без Макса я бы просто бы не получил десятой доли удовольствия потому, что просто бы не вдуплил, что к чему да как. Так. Всем кому надо, спасибо выражено, а теперь переходим к гвоздю программы — к тюремным и последним (а может и не последним, тут как мастера решат) запискам молодого Оилайолла О’Ши.

Итак, дорогие читатели, попал я за решётку. Долго-долго скитался я меж мирами и всё-таки я угодил. А главное, за какую-то фигню. Ладно, давайте всё по порядку. Может после посещения сида в последний раз я не всё помню точно, но память потихоньку возвращается.
Явился я в город Дадлин, отдав извозчику чуть ли не последний пенни. А приехал я сюда искать три вещи — своего сородича и две реликвии которые он с собой свистнул когда пропал. Сказали мне предки: “Не найдёшь — не возвращайся! Мы все из себя такие напыщенные и страшные древние фейри бэ-бэ-бэ!!”, ну, может не прямо так сказали, но где-то около того. А главное, мне тогда действительно хотелось перед родом выслужиться, показать им, что, мол, я не зря рос и путешествовал! Я тоже могу! Эээх, ладно. Встретил я, значит, своего сородича, Ubermensch-а хренова, Финниана ап Финдлейха. Финн всё сначала мне объяснил, показал, что к чему, познакомил со всеми. По разговорам, оказалось, что он тоже ищет реликвии и, что он посеял как минимум одну из них у немцев в тылу. Так вот всегда, стреляют всякие девушки голубоглазые и златовласые, теряют реликвии всякие думающие много о себе фейрис, а расхлёбывает эту кашу Оилайолл. Ему же и влетает от древнего рода О’Ши.

Нашлась в городе работёнка от местного кашлюна и угольщика (и керосинщика, бензинщика, продавца чая и табака) Мистера О’Хара.
В процесе поиска реликвий, Финн шепнул мне, что маркграф приезжий ищет вампиршу. Вот она! Возможность показать себя роду! Доказать, что я как деды, тоже могу вампиров месить! Пошёл я к маркграфу с Финном на подстраховке, предлагать свою помощь в поисках этой вампирши. Маркграф как-то психанул, начал крестом махать и молитвами на меня орать. Я-то перепугался! Мы фейрис святую эту всякую дребедень боком обходим. В церковь не можем зайти, ни помолиться, ни исповедаться не можем. А этот псих тут этим сразу всем и размахивает. Я деранул из бара и от него подальше. Тем более, надо было уезжать из города, Мистеру О’Хара и Мистеру Тёрнеру помогать. А их сиятельство маркграф оказались очень проворными. Догнал он меня прям в последний момент, загнал в угол и собирался уже в конец экзорцировать как Финн, голубушек, в невидимом виде дал ему по башке сзади. Маркграф упал и какое-то время не вставал, все решили, что их сиятельство хватил солнечный удар.
Финн, после этого инцидента, потащил меня в сид менять облик. Плата за вход в это прекрасное место была высока. Непомерно. Мы всё-таки фейрис, а они нас как людей обобрали. Жадные они, народ холмов. Финн глаз отдал, а у меня смех сломали. Финну даже за потерянный глаз почти ничегошеньки не досталось. Мне дали новый облик, и стал я Коннором МакЛадденом, фронтовиком-сослуживцем Брана. Ммммда, лучше бы меня там и тогда тот полоумный священник экзорцировал. Ожоги от святой воды заживают, а кашель вместо смеха это хуже ада. Ну да ладно, слёзы льются, а сказка сказывается.

Кроме нового облика, получили мы в сиде заданьице — извлечь из него неразорвавшуюся немецкую химическую бомбу. Долго мы с Финном бродили, но наконец мы нашли себе помощников — святого отца Барри О’Брайена (человек), ювелира Мистера Фергуса МакГи (полукровка), и бывшего юриста Мистера Оуэна Ханта (полукровка). Вместе мы вошли в сид, вместе преклонили колено перед королевой, вместе получили совета от неё и благословение на извлечение холодного железа. Мне королева рассказала, что залечить старую, жгущую, больную рану может только та, что нанесла её.

Не хочу я вспоминать о следующей части. Лучше бы сид забрал бы у меня это воспоминание. А то лежать на операционном столе в лазарете под ножом той, что в тебя стреляла и попала в плечо, а ранила в сердце, такое-себе удовольствие. Особенно когда начинаешь понимать, что ей, смертной, что пережила войну и шесть лет с последнего вашего свидания, ты, вечно восемнадцатилетний, абсолютнейшим образом никчему. И глупо это, да, согласен, влюбляться по самые уши с первого пулевого ранения, но я то не знал как это влюбляться и как это надо делать. Всё, что я мог тогда сделать, это отдать ей родословный талисман и сказать, чтоб в момент нужды, она его кинула за левое плечо и что я там окажусь. И всё-таки правы были предки, назвав меня глупым и юным несмышлёнышем.

А дальше, как в плохом анекдоте — два теракта и посажен фейри который об этом неудачно пошутил в присутствии констэбля. В камере я пробыл один не очень долго. Ко мне скоро присоединился Финн, а потом и мистер Энтони. Из всех людей, кроме мисс Керинджер, мистер Энтони мне нравился больше всех. Он был смешным, честным и принципиальным. В нём не было жадности и подлости какая встречается среди фейрис слишком часто. Он был по сравнению со мной, очень молод, но тем не менее, он был в тысячу раз правее всех тысячелетних “мудрецов” моего рода. Я решил как и он, как настоящий человек, жить коротко и со смыслом, а не сидеть веками в сиде, пуская слюни от самовосхищения. А кроме этого, эти англичане привезли столько холодного железа, что тошнить начинает. Мисс Перегрин Тук пришла и усыпила охранника камеры, но выбраться мог только Финн потому, что он умел ходить Третьей Тропой, а я — нет. Пришлось Мистеру Энтони объяснить кто мы и как он ушёл. Всё равно он не смог никому рассказать об этом. Приходил мэр с арестованной Мисс Перегрин, морализировал. Мы с Энтони послали его туда, где магия сидов неведома и где солнце не светит. Мэр нас приговорил к расстрелу. Ха! Нашёл чем пугать простых ирландских парней. Пусть о нас сложат матерные частушки, которыми будут вызывать на уличную драку английских свиней!

А дальше, дорогие читатели, совсем не смешно и не матерно. А всё потому, что в камеру вошёл маркграф. Он признался Мисс Перегрин в чувствах и в разбитом сердце. Он застрелил её. Потом себя. Потухающий свет в их мёртвых глазах останется со мной навсегда. Примерно до завтра когда меня расстреляют.

Извините меня Керринджер, Финн и Энтони. Я виноват перед вами, перед каждым по-разному. Керринджер, извини, что не смогу прийти к тебе на помощь. Финн, прости, что я тебя не ценил и обзывал по-всякому. Мы с тобой непримиримы, но всё-равно прости. Энтони, извини, что утащил тебя за собой в гроб по глупости. Ты должен был добиться большего.

Tiocfaidh ár lá!